– За удачный взлет, – сказал Брук.

Охранник открыл бар, выставил на стол поднос со спиртным и бокалами. За иллюминатором висела ущербная луна, внизу проплывали огоньки деревень. Полз по рельсам, освещая себе путь, поезд.

– Полет неблизкий – в Южное полушарие. Так что можете пить, не особо думая о последствиях. У меня принято, чтобы каждый себе наливал сам. – И тут же Брук приподнял бутылку с вином, посмотрел на Ружану. – Кроме женщин, естественно.

– Совсем немного, – проговорила Ружана.

Бондарев ощущал тепло, исходящее от ее тела, они касались друг друга плечами. Клим налил себе коньяка.

– Смотрел в Интернете ваше интервью, данное «Эху столицы».

– И, конечно же, удивились. Зачем мне понадобилось это делать?

– Немного было.

– Мы редко принадлежим сами себе, – расплывчато объяснил Владимир Брук, прикладываясь к бокалу с коньяком.

– Понимаю.

Брук с сомнением посмотрел на Бондарева.

– Даже я сам не всегда понимаю, – признался он.

Ружана взглянула в иллюминатор, за выгнутым оргстеклом простиралось ночное небо, проколотое точками звезд.

– Где мы летим?

– Пока над Россией.

Охранники сидели молча, не притрагиваясь к спиртному. Второй пилот взглянул на часы.

Начальник базы сельхозавиации на работе задерживался не часто. И не потому, что был ленив или спешил домой. Просто никакой работы, если признаться самому себе честно, у него толком не было. Те несколько вылетов в неделю, которые совершали «Ан-2», не требовали его участия. Он дождался, пока приедет на велосипеде сторож, обошел с ним территорию и с сознанием честно выполненного долга поехал домой. Жил он в райцентре, в пяти километрах от аэродрома, в недавно выстроенном, еще толком не обжитом доме.

Старый «Гольф» он загнал во двор и устроился на веранде. Жена расставляла на столе ужин. Константинович никогда не садился есть без бутылки, хотя и считался среди местного начальства практически непьющим. Днем он «не употреблял», только после службы.

Мерцал экран старого телевизора, новый – фирменный, купленный за деньги, полученные от Брука, – прижился в спальне, на веранду ставить его Константинович пожалел. Все-таки ночи в Беларуси сырые – роса на платах выпадет, замкнет, сгорит. После третьей рюмки начальник базы сельхозавиации разомлел, расстегнул рубашку до самого пупа, закинул ноги на соседний стул. Он даже не отреагировал, когда жена сказала:

– Пока реклама идет, давай посмотрим, что по другим каналам показывают, – и тут же щелкнула кнопкой пульта, точненько угодив на бесконечный сериал.

Время шло, реклама наверняка уже окончилась, а жена и не думала возвращаться на прежнюю программу. Константинович обычно выпивал за ужином ровно половину бутылки водки, большая доза в его доме уже считалась пьянством. Взглядом он отмерял жидкость в бутылке – оставалось ее ровно столько, сколько было положено ему назавтра – половина.

«Но, если наклонить голову, посмотреть на бутылку снизу…– рассуждал Константинович, – то можно заметить, что там чуть больше половины, а значит…»

Он глянул на жену, поглощенную происходящим на красно-зеленом экране старого телевизора. Начальник базы сельхозавиации обманывал сам себя, даже если бы ему удалось выпить сегодня чуть больше положенного, «пайка» на завтра оказалась бы урезанной. Бутылка водки выставлялась на два дня. Константинович с делано рассеянным выражением на припухшем лице потянулся за бутылкой. Супруга не отреагировала. Пальцы сомкнулись вокруг горлышка, донце оторвалось от стола. Самым сложным оказалось налить в рюмку так, чтобы не выдать себя звуком. Можно было закашляться в этот момент, заерзать, приняться расспрашивать жену. Но Константинович понимал, что это большой риск. Женщина, прожившая с ним двадцать лет, прекрасно знала все его ухищрения и немедленно бы обернулась.

Бутылка зависла над рюмкой, тоненькая струйка потекла из горлышка. Холодная, а потому тягучая водка перетекала из сосуда в сосуд.

«Вот уже пятьдесят граммов, – рука дрогнула, готовая остановиться, – еще чуть-чуть».

Муж косился на жену одним глазом и медленно приподнимал горлышко над краем рюмки. Бутылка беззвучно утвердилась на столе.

«Не заметила, не заметила…»

Женщина глубоко вздохнула, на экране побежали титры:

– Не помнишь, что мы смотрели до этого?

Константинович хмыкнул и тут же спохватился – полная рюмка стояла на самом виду. Он прикрыл ее ладонью в самый последний момент. Жена строго смотрела на него. Взгляд ее остановился на ладони, поставленной ребром.

– Ну-ка, что это ты?

Константинович, прижав рюмку большим пальцем к ладони, повел ее по столу. В тот момент, когда между ним и женой оказалась бутылка, оставил рюмку и поднял руку.

– А мне уже показалось…

– Именно что показалось.

Начальник базы сельхозавиации улучил момент, когда супруга ненадолго отлучилась в дом, и залпом выпил водку. Удовольствия получил мало, но зато сделал то, что хотел. Женщина еще не вернулась, как кто-то крикнул от калитки:

– Хозяин!

Константинович погасил свет и вгляделся в стекло веранды – от калитки к дому решительно шагали двое мужчин.

– Кто это? – Женщина с полотенцем и бутылкой моющего средства в руках замерла на пороге. – На работе что-нибудь случилось?

У ее мужа обмерло сердце, он на негнущихся ногах подошел к двери и с обреченным видом отбросил защелку.

– Ты хоть слово сказать можешь?

– А ты можешь помолчать?

На крыльце под яркой лампой стояли два неулыбчивых субъекта. Даже если бы раньше Константиновичу никогда не довелось бы их видеть, он бы безошибочно понял – этих двоих послал Брук. Смутно припомнились лица, виденные им в один из приездов.

– Собирайтесь на аэродром, – даже не став переступать порог, сказал один из пришельцев.

– А что… Я вот не знал, выпил…

Сухая улыбка скомкала губы мужчины в светлой куртке, он переглянулся с напарником, предпочитавшим темные тона.

– Вам за штурвал не садиться.

– Ты куда?

Женщину пришедшие вообще не замечали.

– Собирайтесь, – выразительный взгляд упал на циферблат настенных часов, – у вас не больше минуты.

– Вы бы в дом зашли. – Жена мяла полотенце в руках.

– Времени нет.

Константинович лихорадочно собирался, нога никак не хотела попадать в штанину брюк от костюма. Жена суетилась, поняв по выражению лица мужа, что тот не на гулянку собрался, а сам не хочет ехать.

– И что, нельзя отложить до утра? – спросила она.